(в вольном пересказе)

В 1842 году всем российским дипломатическим представительствам строжайше было подтверждено прежнее запрещение отправлять с фельдегерями, везущими в Россию казенные депеши, какие-либо частные посылки.
Несоблюдение этого приказа берлинской миссией привело к следущему проишествию.

В октябре, когда царская семья находилась в Гатчине, произошло важное событие – сыграли свадьбу наследный принц Веймарский с принцессой Нидерландской и, по прибытии молодожёнов в Веймар, великая княгиня Мария Павловна, отправила с этим восхитительным известием нарочного к царю Николаю I.

Фельдегерь проезжая через Берлин зашел в тамошнее посольство, то ли навестить приятелей, то ли поточить лясы с тамошними барышнями, ну не суть важно. А важно то, что там его навьючили пятью объёмистыми посылками. Все посылки были официально адресованны на имя главы тогдашнего МИДа графа Нессельроде, но “по канцелярии” – то есть дип-почта, но для вскрытия непосредственно в канцелярии, без передачи графу лично.

Фельдегерь, добравшись до Петербурга, не останавливаясь нигде, сразу поехал в Гатчину, и поднимаясь по лестнице случайно встретил царя, которому сразу передал пакет от великой княгини. Царь взял пакет и походя спросил – если ли еще пакеты?
– Есть – ответил фельдегерь
– Сколько?
– Пять.
– На чьё имя?
– Графа Нессельроде.
– Давай сюда.

Фельдегерь принес пакеты. Николай Павлович лично вскрывает один пакет и охреневает – там тихо-мирно вместо дипломатических документов лежат новенькие фрак и брюки.

Оставив все пакеты у себя, царь тут же посылает того же фельдегеря пригласить к нему начальника петербургской таможни Ильина с двумя досмоторщиками. Когда таможенники прибывают в Гатчину, в присутствии царя вскрываются все остальные пакеты, в которых находят под дипломатическим ярлыком “по канцелярии” адреса близких ко двору дам: вдовы генерал-адьютанта князя Трубецкого и фрейлины Адлерберг, дочери главы почтового департамента. История умалчивает о том, что именно маходилось в тех пакетах, но я осмелюсь предположить, что были там разные дамские причиндалы, о которых публично, в те суровые времена, вслух не говорили.

По таможенным правилам того времени всё это должно было быть конфискованно и плюс провезшему штраф в 630 рублей серебром. Царь приказывает сделать всё по закону, уточняя что штраф следует взыскать с посланника в Берлине, барона Мейендорфа.

На графа Нессельроде царь тоже сильно гневается и две недели Карла Васильевича не допускают во дворец.

Кому предназначался фрак со штанами истории осталось неведомо. Второго адреса в том пакете не было, а неведомый владелец, видимо пронюхав о случившимся, решил что разумнее будет не приходить за посылочкой.

Вот такие бывали курьезы с прадедушками российской дипломатии.

Источник: “Исторические Анекдоты и Рассказы из жизни русских государей, государственных и общественных деятелей. Прошлаго и Настоящаго” М. Шевлякова. С.-Петербург. 1902

(в вольном пересказе)

В последний год царствования Екатерины II в Петербург приехал из Германии некий влиятельный князь отличавшейся красивой наружностью. Приехал не просто так, а с надеждой обратить на себя внимание стареющей Императрицы.
Ну, то есть ясно с какими намерениями прикатил.
Ему отвели квартиру во дворце и дали в сопровождение чиновника Министерства Иностранных Дел (sic!), эдакого дружбана в штатском, который таскался за ним везде и всегда, выпoлняя функции, то ли переводчика, то ли шпиона.
Фаворитом Императрицы в то время был князь Платон Зубов и ему этот тевтонский фуфел не сильно нравился, тем более что немцу вроде как начинала симпатизировать Екатерина.
В те времена в Измайловском полку служил поручиком князь Щербатов. По описаниям современников реальный поручик Щербатов вполне мог составить конкуренцию анекдотному поручику Ржевскому, ибо был он молод, нагл и башню ему иногда сносило напрочь.
Ну так вот, как-то раз, сидит Щербатов, в театре, в первом ряду партера, в гражданском кафтане, с тростью в виде суковатой палки и ждет начала представления. Рядом с ним садится немецкий князь с друганом в штатском. Заканчивается первое действие и начинается антракт.
Скучающий Щербатов вежливо спрашивает у немца: нравится ли ему пьеса и русские актеры. Надменный тевтон игнорирует вопрос. Щербатов решив что тот не понял, вежливо повторяет свой вопрос по-немецки.
Немецкий князь разворачивает понты, презрительно смотрит на Щербатова и гнусавя говорит сопровождающему: “Не, ну ты в натуре посмотри на этого жлоба, он осмелился лезть ко мне – немецкому князю!!! со своими тупыми разговорами!”

Ну вы представили, да?

Щербатов от этой наглости охреневает, орёт на дореволюционном русском языке: “Ах ты дранный немецкий швайн, вообще рамсы попутал! За базар ответишь! Я сам русский князь!!!” И с этими словами бьет битой… простите суковатой тростью, зарапортававшегося князя прямо в его швайновое рыло…
Работник российской дипломатии подхватывает немца и тащит его в тогдашний Интурист, ибо с расвашенным рылом во дворец уже не камильфо. И к тому же Зубов, мгновенно узнавший о проишествии, (как всегда, стук распостраняется быстрее чем звук) намекнул государыне, что битому князю при дворе торчать как бы неприлично.
Императрица, конечно, князя пожалела, на следущий день, через Зубова прислала дорогую табакерку со своим портретом и выразила крайнее сожаление случившимся. (Представляю как Зубов ржал про себя, выражая это сожаление).
Немец подарок принял, однако Зубову намекнул, что понимает откуда ноги растут у этой истории и если будет шанс, то с Зубовым он поквитается. На этой горькой ноте он и покинул навсегда Россию.
Князь Щербатов (увы!) был уволен из полка и сослан на жительство к себе в имение, с запретом появляться в столице.

Грустно, да? Но у истории есть продолжение.

После Екатерины, на престол, как известно, взошёл Павел. Он вскоре вызвал князя Щербатова в Петербург, назначил в тот же полк и пожаловал высокий чин.
Некоторое время спустя, князь Платон Зубов, путешествуя по Европам, заехал в Берлин, где и получил вызов на дуэль от злопамятного тевтона. Однако закономерно полагая что он, по дуэльному кодексу, не имеет права драться за Щербатова, переслал вызов последнему.
Император Павел узнал об этом, когда Щербатов попросился в отпуск за границу, и велел выдать князю пять тысяч рублей на дорожные расходы.
Когда же Щербатов вернулся в Петербург, Павел встретив его спросил:
– Что, убил немецкую свинью?
– Убил, Ваше Величество, – скромно ответил Щербатов.

Источник: “Рассказы генерала Кутлубицкаго о временах императора Павла” Русский Архив. 1866 г.

Вот такой бродит по сети мем:

Для интересующихся реальностью – заходим в вики, читаем:

Данциг имел давние традиции государственной самостоятельности. В XII—XVI веках он входил в состав Ганзейского союза городов. В XV веке город играл важную роль в Прусской конфедерации, которая противодействовала экспансии Тевтонского ордена. Город заключил союз с польским королём Казимиром IV из династии Ягеллонов и получил статус «Королевского Польского Города Данциг».

С объединением в 1569 году Польши и Литвы в Речь Посполитую городу пришлось бороться за сохранение своего особого статуса. В 1577 году Данциг был взят в осаду польским королём Стефаном Баторием; власти города не признали выборов короля. По итогам осады обе стороны пришли к компромиссу: город признал власть Стефана Батория и выплатил контрибуцию в 200 000 злотых; со своей стороны, король подтвердил все привилегии Данцига, включая действие «Данцигские права». Данциг никогда не пытался участвовать в деятельности польского Генерального Сейма, предпочитая отправлять своих посланников напрямую к польскому королю.

Права Второй Речи Посполитой в пределах Вольного города Данциг были ограничены Версальским договором от 9 ноября 1919 года и Варшавским договором от 24 октября 1921 года. Эти права стали предметом бесконечных споров между местными властями и польским государством. Представители Вольного города отстаивали свою автономию, в то время как Польша требовала расширения своих привилегий.

Известно две речи Гитлера с упоминанием Данцига – первая как одно из оправданий нападения на Польшу, произнесённая в Рейхстаге 1 сентября 1939 года в Рейхстаге, в день нападения на Польшу, который стал днём начала Второй Мировой Войны.
Вторую речь Адольф Алоисович признес 19 сентября 1939 года, уже в Данциге. Именно во второй речи он в заключении сказал: “Данциг был немецким, Данциг стал немецким и Данциг должен оставаться немецким пока существует Германия” – при этом он абсолютно проигнорировал то что Данциг много столетий оставался вольным городом в составе Польши и тевтонам не поддавался, какой бы свиньёй они не ходили.

Что же касается речи Путина, то тут все проще и короче: “В 1783 году Крымский полуостров был присоединён к Российской империи.”