Амерзительная Омерика:
История
География
Этнография
Политика
Культура
Образование
Общение
Жилье
Дороги
Еда
Одежда
Автомобили
Мужики
Бабы

Моя Америка:
Про Любовь
Про Ярдворк
Про Первую Квартиру
Инстракшн Пермит
Как я Учился Водить Машину
Свалка

Деревенщина:
Сон в Руку
Как Породу Улучшали
Как Аделаида Девственности Лишилась
Про Глюку
Про Соль
Про Диэту
Про Ксенопилию
Не Закрывайте Глаза при Оргазме
Про Подлых Соблазнителей

Всякие Глупости:
разМЫШления
Бином Синтепонова
Про МышА Харлампия
100 я не люблю:
Русская Душа
Ни-О-Чемное Повествование
Деффачковые Сказочки
Осенний Либерализм
Происхождения
Случай в душе
Про Хороших Мальчиков
Из книги "Познания"
Краткая Классификация Мужиков после 30
Краткая Классификация Баб после 30
Краткая Классификация Сетевых Кобелей
О сетевых анонимах

Блюз:
Ностальжи...
Воспоминания ни о чем
Города
Лёня...
Лирическое Отступление

двучлен (бином), алгебраическая сумма 2 одночленов
Энциклопедический Словарь

Глава I

     Альберт Петрович Синтепонов был интеллигентом. Обычным представителем бесчисленного, серенького племени технических интеллигентов, переполнявших всяческие КБ и НИИ в былые годы, тех самых, ходивших в серых бесформеных пальто фабрики «Большевичка» и мягких «гангстерских» шляпах, про которых говорили: «а еще шляпу надел». Типичный интеллигент в первом поколении.
     В то, ничем не примечательное утро, ехал Альберт Петрович в трамвае на работу. Настроение с утра было никакое, да и утро было хмуренькое, не дождливое, но пасмурное и бессолнечное, что не добавляло радости монотонному холостяцкому существованию Альберта Петровича.
     Протискиваясь к выходу, в предверии своей остановки, заметил Альберт Петрович, что у самой двери, стоял бомжеватого вида мужичок, от которого несло сивухой и по мутным глазам и небритой роже, видно было, что мучает его нешуточное похмелье.
- Эй, сударь, - просипел мужик, когда Альберт Петрович оказался рядом – вспоможествуйте на опохмел духовный и телесный несчастному страннику мирскому, ибо нестерпимы муки яго...
- Что?! – вздрогнул Альберт Петрович, от неожиданности и нелепости сочетания речи и вида мужика.
- О снисхождении к страданиям моим молю, вас сударь, о вспоможении на приобретения элексира чудесного, напитка пенистого, сиречь пива... – бормотал мужик заискивающе глядя в глаза Альберту Петровичу.
- Да иди ты – сказал Альберт Петрович. Тут мы с горечью должны признать, что Альберт Петрович был несколько хамоват, хотя и интеллигентен.
- А еще шляпу надел, интеллигент – грустно сказал мужичок привычным повседневным языком и тяжко вздохнул.
Трамвай остановился, пошипев открылись двери и спускаясь Альберт Петрович усмехнулся и сказал грубовато:
- Обойдешься, вредно тебе пиво, много ссать будешь.
- Ах так?! – услышал он уже стоя на мостовой, - тогда, чтоб у тебя хуй на лбу вырос, как ссать – так шляпу снимать!
Закрылись двери и трамвай погромыхивая железом по железу укатился.

     Другой автор скрывал бы от своего читателя дальнейшее, как можно дольше, мороча ему голову трудным пионерским детством и скучной комсомольской юностью героя, пространными описаниями малогабаритной квартирки в хрущобе, бесконечными филосовскими отступлениями и прочей литературщиной, но я не таков. Я сразу раскрываю карты и тем самым даю возможность занятому неотложными делами читателю не тратить время на чтение всей этой печальной повести – у Альберта Петровича вырос на лбу хуй.

     Еще не дойдя до проходной родного завода, почуствовал Альберт Петрович странное неудобство под шляпой, словно реденькие его волосы сбились в колтун. Приподняв шляпу, он хотел было растопыренной пятерней откинуть волосы назад, но в руке его оказались не волосы, а теплый и вялый отросток, которого раньше там никогда не было. Сказать, что Альберт Петрович испугался, это не сказать ничего – Альберта Петровича охватил ватный ужас, в ногах появилась слабость и, чтобы не упасть, он прислонился к грязному бетонному забору, на котором, поражая воображение вычурностью исполнения, было изображено то самое слово, в которое Альберт Петрович боялся сейчас поверить.
     Первым порывом было бежать за трамваем, разыскать мужика, умолять снять проклятье, дать ему денег и делать еще что-нибудь, но постояв и отдышавшись, Альберт Петрович понял, что ушедший трамвай не догонишь и надо что-то делать, не стоять же на улице.
     Альберт Петрович резко нятянул на лоб шляпу и зачем то поднял воротник. О том, чтобы идти сейчас на работу не было и речи, да как мог он показаться в таком виде сослуживцам. Решив позвонить на работу попозже, Альберт Петрович быстро вошел в ближайший подъезд и побежал вверх по лестнице. На площадке верхнего этажа он остановился, сел на подоконник и снял шляпу.
     На нос ему упало нечто мягкое и теплое, Альберт Петрович поднял руку и стал это ощупывать. Ощупыванье дало немедленный результат – на лбу началась эрекция. Альберт Петрович снова испугался и попробовал надеть шляпу - куда там, шляпа не налезала.
     Вертя хуй в разных направлениях в бесплодных попытках запихнуть его под шляпу, Альберт Петрович добился лишь того, что эрекция стала несгибаемой и шляпа теперь не надевалась ни под каким углом. Наконец отчаявшийся, несчастный Альберт Петрович оставил попытки справиться с непослушным хуем и прижался лбом к окну с тоской глядя на далекий асфальт двора и подумывая о самоубийстве.
     Однако до этого не дошло, холодное стекло сделало свое дело и Альберт Петрович почуствовал, как мягчеет и уменьшается его необычное достоинство. Вскоре он сумел натянуть шляпу, вышел на улицу, остановил такси и поехал домой.

Глава II

     Дома Альберт Петрович первым делом бросился в ванную к зеркалу. Зрелище было сюрреалистичное – из редкой рыжеватой челки, свисал со лба самый банальный хуй, причем выглядел так, словно торчал там с самого рождения, а не вырос час назад. Удивительное дело, но Альберт Петрович никаких особых физических неудобств не ощущал, только моральные – выйти в люди в таком виде представлялось ему абсолютно невозможным.
     Дело в том, что отношения Альберта Петровича со своим первым, основным и привычным органом были весьма тривиальными и сводились к примитивной ежедневной физиологии. Женщин Альберт Петрович за свою жизнь познал лишь двух, хотя в разговорах с приятелями сдержанно и важно намекал на сотни возлюбленных. Первой была унылая институтская буфетчица, второй - сокурсница, костромчанка, которая приезжала к Альберту по пятницам, приобщиться недоступной в общаге радости – поваляться в горячей ванне и в виде платы допускала Альберта до своих мясомолочных костромских щедрот. Обе его возлюбленные были ленивы, неопытны и нелюбопытны, так что и в этой сфере жизни, знакомство Альберта Петровича с собственным, данным ему с рождения хуем, было минимальным. Поэтому появление второго хуя, да еще в таком неудобном месте, весьма огорчило Альберта Петровича, которому и один то хуй, в общем был без особой надобности.

     Выйдя из ванной Альберт Петрович присел к телефону и первым делом позвонил на работу, сказал, что приболел и пару дней побудет дома. Поразмыслив решил посоветоваться с давним и близким приятелем Михаилом Александровичем, Мишкой, большим докой в любых вопросах, но объяснять все по телефону не стал, а настойчиво попросил приехать немедленно. Мишка отнекивался, ссылался на неотложные дела, но в конце-концов пообещал быть через час.
     До Мишкиного приезда Альберт Петрович ходил по квартире задумчивым, иногда, не заходя в ванную, издалека смотрел на себя в зеркало и от увиденного тосковал черезвычайно. Перед самым Мишкиным приездом Альберт Петрович переоделся в домашнее и по-женски накрутил на голову полотенце.
     Открыв дверь Альберт Петрович буркнул «проходи», повернулся и пошел в комнату, гость последовал за ним.
- Ну давай, выкладывай, что у тебя стряслось. Времени у меня – Михаил Александрович посмотрел на часы и уселся в кресло – на все про все, ровно полчаса.
Альберт Петрович уселся в кресло напротив приятеля и с горестным лицом стащил с головы полотенце. Михаил Александрович посмотрел на лоб Альберта Петровича и заржал как полковой жеребец.
- Классный парик! – сказал он отдышавшись. – Где брал? Почем? Дай померить! Я его у тебя одолжу на денек-два, всех теток в конторе напугаю...
- Это не парик – тихо сказал Альберт Петрович, - это настоящий...
- Ну я ж говорю классно сделанно. Американский? – Михаил Александрович привстал с кресла и схватил свисавший со лба Альберта Петровича вялый хуй.
Ощутивший властное прикосновение чужой руки, хуй моментально набух и встал. Михаил Александрович от неожиданности выпустил хуй из рук и упал в кресло. Альберт Петрович сидел съежившись, несчастный и печальный и был похож на обиженного единорога.
- Бляяяя! – с восторгом сказал Михаил Александрович, - Альберт, как ты это делаешь? Воздух из груши? Или подкачка силиконом?
- Идиот, повторяю, это настоящий – и вздыхая, смущаясь и путаясь, Альберт Петрович поведал приятелю утреннюю историю. - ...и что теперь делать и как жить, я вообще теперь не представляю. У тебя есть идеи?
- Так, - сказал ошарашеный Михаил Александрович – во-первых, надо искать бомжару. Главное найти, а там уж прижмем так, что сам будет рад снять проклятье. Во-вторых, на улицу в таком виде соваться не стоит. Может тебе башку забинтовать? Типа раненый?
- Ну да, а как ссать так разбинтовывать – мрачно заметил Альберт Петрович – еще хуже чем шляпу снимать... ну же гад, как знал сволочуга...
- Тихо, тихо, не нервничай, найдем твоего бомжару. – Михаил Александрович возбужденно ходил по комнате размахивая руками и строя всевозможные планы. – как у тебя со жратвой?
- Ты голоден?
- Причем тут я? Тебе ж в таком виде из дому не выйти. Ладно с этим придумаем что-нибудь. – Михаил Александрович посмотрел на часы. – Слушай, старик, мне пора бежать. Сделаем так, ты сиди дома, смотри телек, отдыхай, пей пивко, а я тут порешаю и тебе позвоню. Лады?
- Какое пиво? Мишка, ты рехнулся, а ссать как? – испугался Альберт Петрович
- Кстати, ты уже им ссал? Как получается?
- Нет еще... – Альберт Петрович задумался.
- Ладно, я помчался. Жди звонка и не ссы, пробьемся.
В прихожей хлопнула дверь и Михаил Александрович исчез.
- Как это не ссы? – удивленно сказал вдогонку убежавшему Альберт Петрович – Совсем?!..

Глава III

     Альберт Петрович зашел в туалет для примерки. Пока никаких позывов и желаний у него не было, но он сообразил, что нацелить лоб в заданном направлении с первого раза будет непросто. Кроме этого возникла мысль, а как собственно процесс будет протекать, в одном или двух направлениях? Альберту Петровичу доводилось видеть в кино и читать о профессиональных убийцах одинаково метко стреляющих с обеих рук. Но с другой стороны, все говорили, что это очень трудно и немногие это умеют.
     Альберт Петрович решил потренироваться. Правой рукой он привычно ухватил нижний хуй, а левой схватился за верхний. Ощущение было странным – в каждой руке было по хую и Альберту Петровичу пришло в голову, что подобное чуство, наверно испытывают гомосексуалисты. Гомосексуалистов Альберт Петрович лично никогда не встречал, но воспитаный в лучших традициях комсомола, ненавидел мужелоство всеми фибрами души. А тут вдруг такой кандибобер случился, что стоит Альберт Петрович в родном сортире, в каждой руке по хую и что с ними делать абсолютно непонятно. Самое неприятное заключалось в том, что неприятных ощущений Альберт Петрович вовсе не испытывал. То есть морально ему было тяжело, а физически ему было любопытно и даже как бы забавно. Альберт Петрович задрал глаза ко лбу и попытался разглядеть направление для расчета траектории, при этом его ожгла мысль, что хорошо хоть яиц на лбу нету, а то б ничего не увидал.
     Хуй, мелко дрожавший в неверной левой руке, смотрел вниз и вбок и, как показалось Альберту Петровичу, грозил облить его с ног до головы. Рисковать не хотелось и Альберт Петрович решил в случае необходимости воспользоваться ванной, там все же кафель кругом, да и цель намного крупнее. Пока в голове его бегали все эти маленькие озабоченные мысли, дрожащая левая рука сделала свое дело и на лбу началась очередная эрекция.
     Успевший уже немного привыкнуть ко второму хую Альберт Петрович немедленно направился в ванную и стал разглядывать себя в зеркало. И тут сработало свойственное многим мужчинам чуство – разглядывая себя в зеркало, Альберт Петрович подумал: «а что, ничего себе такой хуек, симпатичный и даже не маленький, не писюн какой-нибудь, а хороший, довольно крупный, мужественный хуй» и так его согрела эта мысль, что совершенно неожиданно началась эрекция и внизу. Альберт Петрович взглянул вниз и ошалел от мысли, что возбудился он от собственного хуя. От небывалой двойной эрекции оба хуя напряглись и окаменели. Спас Альберта Петровича громкий телефонный звонок. Звонил Михаил Александрович.
     - Альберт, я говорил с врачом, если ты хочешь, оперецию сделать можно, но стоить это будет – тут Михаил Александрович произнес цифру настолько невероятную, что мы ее здесь даже упоминать не станем.
     Из шумной и сумбурной речи приятеля Альберт Петрович понял только, что поиски бомжа будут стоить не дешевле операции и что к нему едет, уже в пути, некая дама – Наталья Сергеевна, которая возьмет на себя все заботы по поддержанию лобового хуя в вялом состоянии. От вознаграждения дама отказалась сразу, заявив, что персональное знакомство с двухуем само по себе великолепное вознаграждение. Никаких объяснений Михаил Александрович не дал, не дал и слова сказать и докричав инструкции бросил трубку.

     Слово «двухуй» звучало оскорбительно и неприятно резануло слух интеллигентного Альберта Петровича. Что за дама? зачем к нему едет? почему знает про второй хуй? как будет поддерживать вялое состояние? – ответов на эти вопросы Альберт Петрович не получил, но выхода не было и он стал готовится к визиту.

Глава IV

     Наталья Сергеевна, невысокая худенькая брюнетка с огромным красным ртом, явилась с шофером, тащившем множество пакетов. Занеся пакеты на кухню, шофер с любопытством оглядел Альберта Петровича щеголявшего в черном костюме, белой рубашке с галстуком и вязанной лыжной шапочке натянутой по самые брови. Однако был шофер без церемоний моментально выперт из квартиры Натальей Сергеевной с приказом сидеть зайчиком на мобиле.
     Вернувшись на кухню Наталья Сергеевна немедленно начала потрошить пакеты, доставая из них напитки и деликатессы, о каких интеллигентный Альберт Петрович только в книжках читал.
     Вскоре маленький кухонный столик был накрыт, еда разложена, хрустальная бутылка с коньяком откупорена и даже был этот темный, янтарный напиток налит в дешевые стеклянные фужеры, другой парадной посуды у интеллигентного холостяка никогда не водилось.
- Дорогой Альберт Петрович, - интимным голосом сказала Наталья Сергеевна – нет, не так, дорогой Бертик, позвольте мне выпить с вами на брудершафт.
- Ну да, конечно – смущенно согласился Бертик, который последний раз целовался с женщиной лет семь назад.
Они выпили и Наталья Сергеевна, не медля ни секунды разинула красный волнующий рот и облепила им губы Альберта Петровича. Во время страстного поцелуя, рука Натальи Сергеевны блуждала по костюму Альберта Петровича пока наконец не поднялась к затылку и потихоньку начала стаскивать лыжную шапочку.
- Ой, не надо – попытался пискнуть сквозь поцелуй Альберт Петрович, но было поздно, - сдернутая смелой дамской рукой шапочка высвободила напряженную до упора пружину и пружина не замедлила распрямляясь садануть Наталью Сергеевну прямо в правый глаз. Оторвашись от Альберта Петровича, дама понеслась в ванну к зеркалу, под глазом ее медленно начинал наливаться цветом бланш и было видно, что будет он шикарным.
Наталья Сергеевна намочила полотенце холодной водой и согнулась над раковиной прижимая компресс к глазу. Когда она выпрямилась, в зеркале, прямо над ней качался возбужденный до предела розовый хуй украшенный длинной, загнутой вверх ресницей, под хуем мигали перепуганые глаза Альберта Петровича.
- Вау – розовея от восторга сказала Наталья Сергеевна – вот это сила, это я понимаю! Бертик, береги себя, мы с тобой разбогатеем немерянно.
Наталья Сергеевна сняла с хуя свою ресницу и выгнала Альберта Петровича из ванной.

     Спустя некоторое время, они сидели на кухне, попивая коньяк и припудренная Наталья Сергеевна разворачивала перед Альбертом Петровичем сияющее всеми цветами богатства веселенькое будущее. Роль в этом будущем Альберту Петровичу отводилась несколько сомнительная, хотя и почетная – ведущей мировой порнозвезды.
     Излагала Наталья Сергеевна словами незамысловатыми, прямо скажем площадными, называла предметы, органы и действия своими именами, без идиом и намеков. Альберт Петрович слушал молча, не перебивал, сознавая, что Наталья Сергеевна в этой области специалист высочайшего класса и своими познаниями блеснуть не пытался. Однако же и в роли, ему отведенной, себя не видел и хотя женской интимной близости желал горячо и искренне, на действия описываемые Натальей Сергеевной согласиться не смог бы ни за какие деньги.
     Видя в нем сомнения, улавливая тонкой женской душою колебания Альберта Петровича, Наталья Сергеевна не жалела красок и живописала столь мощными мазками, что пунцовый от смущения Альберт Петрович уже места себе не находил от плывущих в мозгу картин фантастических оргий посвещеных лично ему – Альберту Петровичу Синтипонову.
     Но Наталья Сергеевна и впрямь была специалистом в своей области. Оборвав себя на полуслове, она схватила телефон и набирая номер поинтересовалась:
- Бертик, тебе какие девочки нравятся блондинки? брюнетки? рыжие? худые? толстые? с большими сиськами? или с маленькими?... – и в трубку:
- Коля, кто у нас из девочек на месте? Да...? А еще? Бери их всех и быстро сюда... Плевать на неустойку... погоди... подожди у телефона... – Наталья Сергеевна вопросительно посмотрела на Альберта Петровича, который отчаянно жестикулировал пытаясь привлечь ее внимание и отрицательно вертел головой, от чего несчастье его моталось из стороны в сторону и будь хоть чуточку длиннее, отбило бы обладателю оба уха.
- Не надо... не надо... пока не надо... – умоляющим тоном прошептал Альберт Петрович.
- Почему? – удивилась Наталья Сергеевна – все расходы фирма берет на себя, тебе Бертик, доставят небывалое удовольствие.
- Не надо, пожалуйста... может потом... не так сразу... – Альберт Петрович от смущения стал косноязычен и слов подобрать не мог.
- О'кей – сказала Наталья Сергеевна и рявкнула в телефон – Коля, отбой, работайте по обычному расписанию, я скоро буду.

Глава V

     После ухода Натальи Сергеевны Альберт Петрович почуствовал себя нехорошо. Он прилег на диван и закрыл глаза. Голова немного кружилась от выпитого коньяка и вскоре Альберт Петрович заснул.
     И приснился ему сон: будто сидит он на резном стуле с высокой готической спинкой, а к подлокотнику наручниками пристегнута неописуемой красоты рабыня, на голове у нее украшение египетское, тяжелое, золотое. А к ее другой руке наручниками же пристегнута другая женщина но украшена по-испански, а к ней другая, в языческих одеждах, и далее одна за другой, в единой цепи до самого горизонта. А с другой стороны стоит мускулистый негр и держит своими черно-фиолетовыми руками свой огромный фиолетово-красный член, на кончик которого надето пестрое павлинье опахало и этим опахалом негр овевает чело Альберта Петровича, и от потоков душного теплого воздуха и от прикосновений щекотливых легчайших перьев ко лбу, торчит изо лба Альберта Петровича небывалый, невиданный хуй неземной красоты и стати.
     И чуствует Альберт Петрович, преклонение женское идущее вверх от подножья его трона, где матово светятся склоненные до земли обнаженные женские тела. И обожание нисходящее на него с неба, где как облака теснятся огромные мягкие и нежные женские груди. И знает Альберт Петрович что достаточно ему лишь поднять руку и любая из грудей трепеща от счастья падет в его распахнутую длань в надежде быть прижатой к его пылающему лбу.
     А вокруг по горизонту, смыкаясь за спиной загибается вдали гладкая золотая стена, будто находится это место внутри огромного обручального кольца. Ландшафт как на иконах вывернут наизнанку и украшен редкими деревьями с почти черными кронами, на которых не различить отдельно ни ветвей, ни листьев.
     И вот видит он, что раздвигая склоненые тела идет к нему от горизонта фигура. Видать что человек, а мужчина ли то или женщина не видать вовсе. И чем ближе приближается фигура, тем отчетливее понимает Альберт Петрович, что фигура размеров гигантских. Вот уже видно что голова ее достает то свисающих с неба грудей и те колышатся задеваемые и сминаются.
     Страшно становится Альберту Петровичу, сжимается его сердце и тут слышит он голос звучащий прямо в голове его: «Не Меч, но Хуй вложил я в руки твои. Восстань и царствуй ибо истиный Хуй должен править Миром». И чуствует Альберт Петрович, как тягучий липкий ужас обтекает его и капает с локтей будто кровь или клюквенный кисель.
     Весь дрожа встает Альберт Петрович со своего трона и идет навстречу Гиганту вертящему палицу в руке, отчего возникает зудящий звук, от которого звенит невыносимо в голове у Альберта Петровича....

Альберт Петрович резко открыл глаза и понял, что кто-то давно уже придавил и держит не отпуская кнопку звонка.

Глава VI

- Кто там, - спросил Альберт Петрович освобождаясь от остатков коньячного кошмара.
- Теллеграмма – равнодушно сказали за дверью и Альберт Петрович забыв про свой лоб распахнул дверь. За дверью стояла простенькая женщина, в поношеном бордовом пальто, в руках.у нее белел клочок бумаги.
- Распишитесь – не глядя на Альберта Петровича, сказала женщина и протянула квиток.
Альберт Петрович рассписался и развернул теллеграму.
- Это не мне – сказал он прочтя коротенькую телеграмму
- Это Седьмой проезд дом 2 кв 34? – спросила женщина.
- Да, но телеграмма не мне. Я не имею представления о чем тут речь идет. Вот, смотрите: «ГАСТРИТОВУ В.К. БУДУ 16-ГО ВАГОН 3 – ВСТРЕЧАЙ ГРУЗОВОЙ АЛЕНА»
- Вы Гастритов В.К.? – равнодушно поинтересовалась женщина
- Да нет, я вам говорю, что адрес правильный, но Гастритовых тут нет. И никогда не было. Я здесь 18 лет живу.
- Странно, ну ладно, отнесу обратно. Не надо было бы вам расписываться.
- Но я ж не знал, что это не мне.
- Да ладно – устало махнула рукой женщина – бывает.
Она повернулась и собралась уходить, но вдруг остановилась, внимательно посмотрела на Альберта Петровича и ахнув замерла.
- Что такое? – спросил Альберт Петрович совершенно забывший про свой пикантный лоб.
- Вы ж зачем так гадко шутит, гражданин? Совести у вас совсем нету, а ведь я на службе. Тьфу, как же нынче народ отвратильный пошел. – в голосе женщины свучало столько обиды и презрения, что Альберт Петрович вдруг всхлипнул и заливаясь слезами, поведал почтальонше весь ужас своего положения.

     Кто поймет женскую душу? Разве дано грубому мужскому сознанию постигнуть все таинство тонкой и нежной души таящейся в любом женском теле. Ни вес, ни размер, ни форма тела не скроют изящества и запасов тепла души, понимания и сочуствия. Мудрость сердца и пульсация чуств скрывающиеся под покровом простого бордового пальто ничуть не менее чем под покровами мехов и бриллиантов. А то и поболее. Разве знаете вы, грубые потные мужчины о глубочайших кладезях женских душ? Разве ведомы вам женские мечты и желанья? Разве доступно вам самоотречение и самопожертвование ради возлюбленного.
Нет, дорогие мои мужчины, вы озабочены лишь хуем, независимо от того где он из вас торчит, а торчит он всегда у вас на лбу!..

     Антонина Ивановна, простая русская женщина, почтальон, взяла плачущего Альберта Петровича за руку и ввела в квартиру. Она вытерла ему слезы и успокоила его сердце. Она поклялась ухаживать за ним, и пообещала найти бомжа наградившего Альберта Петровича таким затейливым проклятьем. И, забегая вперед скажу, не ее вина, что найти его она не сумела.
     Закончился день неожиданно для Альберта Петровича – Антонина Ивановна съездила к себе домой и вернулась с небольшим чемоданом, пообещав не покидать Альберта Петровича пока не снимут с него это жестокое проклятье.
     В последовавшие за этими событиями месяцы Альберт Петрович в связанной Антониной Ивановной шапочке каждое утро ездил по городу в надежде найти бомжика, но не нашел, постепенно смирился со своим странным положением и привык ходить в шапочке на людях.

Эпилог

     Через год они с Антониной Ивановной поженились, на свадьбе кроме самых близких друзей была и Наталья Сергеевна, долго о чем то шептавшаяся с Антониной Ивановной и передавшая ей «на обзаведение» довольно крупную сумму. На эти деньги Синтепоновы купили новенький коттедж оборудованный по последнему слову техники и обставленный хотя несколько вызывающе, но тем не менее весьма изыскано.
     У Антонины Ивановны обнаружились две слабости, к которым Альберт Петрович со временем привык – любит Антонина Ивановна исполнять свои интимные супружеские обязанности при ярком свете и не переносит на дух никакой порнухи. Еще до свадьбы взяла она с Альберта Петровича клятву, что никогда нигде он смотреть порнухи не станет. Обещание такое Альберт Петрович дал легко, ибо как человек интеллигентный порно на дух не переносит, не позволяют моральные принципы.
В жене своей Альберт Петрович души не чает и обожает когда пред сном она ласково ему говорит:
- А вот милый, поцелую я тебя в лобик и будет все у нас хорошо...

Feci quod potui, faciant meliora potentes!

© МышЪ Харлампий