Илья Эренбург

Настанет день, скажи — неумолимо,
Когда, закончив ратные труды,
По улицам сраженного Берлина
Пройдут бойцов суровые ряды.
От злобы побежденных или лести
Своим значением ограждены,
Они ни шуткой, ни любимой песней
Не разрядят нависшей тишины.
Взглянув на эти улицы чужие,
На мишуру фасадов и оград,
Один припомнит омраченный Киев,
Другой — неукротимый Ленинград.
Нет, не забыть того, что было раньше.
И сердце скажет каждому: молчи!
Опустит руки строгий барабанщик,
И меди не коснутся трубачи.
Как тихо будет в их разбойном мире!
И только, прошлой кровью тяжелы,
Не перестанут каменных валькирий
Когтить кривые прусские орлы.

Нашел свою старую пародию на Хабанеру Димы Быкова некогда написанную по горячим следам в “Курилке” ЛИТО… выложу, чтоб не потерялась.

Хрюша: 20 Dec 2000 (0:13:07)

Д.Б. с искреней поросячьей лубову…

ХРЮКОНЕРА

На зимней Кубе пальмы и сигары,
Усы, чубы, порою шаровары,
На западе – Флорида, крокодилы,
А на Востоке скучно и уныло.
В Гаване в этот зимний, грустный час
Кругом мелькают сотни красных глаз,
То светят допотопные бордели.
(Своих уже не строят при Фиделе).
В такое время, бедному поэту
Так хочется пивка и сигарету,
Чтобы забыть под шелест пальм картонных,
О брачных связях мерзких, но законных.
Пойти в кабак, (по-модному – у клабу)
И заказать себе и ром и бабу.

В подобном кабаке, слегка зеленый,
Стоял в углу, с бутылкой, дух плененый.
Уже не граф, давно не Монте-Кристо,
Слегка побрит, он рому принял триста,
И вспоминал с тоской любовь за шкафом,
Когда он был неопереным птахом.
(Звучал еще в ушах ее мотив,
Что залетела сквозь презерватив)
Он не любил ее, весну и лето,
Он не любил стихи других поэтов,
Считал себя великим одиночкой,
На зиперах всегда ломал замочки,
Пер на рожон, кричал всем в мире “быдло”,
Любил на фрак намазывать повидло,
Порой любил в кругу людей культурных
Насрать на стол или пожрать из урны.

Тьма за окном сгущалась как чернила,
Он перестал припоминать как было,
Кругом мелькали негры и мулатки,
Сверкали попы, сиськи и лопатки,
А девочка за угловым столом
Сосок горячий опустила в ром,
Глазея на пьянущего поэта,
Раздвинув ноги, показала ЭТО.
Сверкнула в воздухе босая пятка.
“Я – Клавка, парень, местная мулатка”.
В дыму торчали рыжие косицы
И, пленный дух заговорил к девице.

Он начал, как обычно, с оскорбленья:
“Здесь только я пишу стихотворенья!
И только я сужу девица – не девица,
Когда привстать, с кем лечь, как наклониться,
И твой ребенок, с именем моим,
Всосав глагол, взлетит как серафим
На перекресток, уловлять поэта,
Но ты еще ответишь мне за это!
Поскольку, даже в шуме кафетерий,
Таскаю я, как крест, с собой критерий!
Я – есть гроза поддувов и каминов,
Я – грозный ебарь – словно Бальзаминов,
Я – колос, я – колосс, ячмень и брага,
Я – дерево, чернила, я – бумага,
Я – мама Родина, я – папа чей-то крестный,
Я – Горький! Я – Великий! Повсеместный!
Я сам и Диаспора и Держава!
Сам возмужаю! Сам осяду ржаво!”

Так задвигал девице пленный дух.
К несчастью, говорил по пьяне вслух.
Но головою треснулся об стену,
Когда девица объявила цену.

Он догадался, что к мулатке Клаве,
Дошел слушок о слабости к халяве,
Всех пленных духов пьяненьких поэтов,
И Клава знала! Точно знала это.
Что делать? Весь в обломе Агасфер
Спустился вниз из поднебесных сфер,
К дверям, ведущим в сумерки отеля.
В зубах сжимая ручку от портфеля,
Лицо его яснело и яснело,
Дух пленный рвался прочь из тела,
И он, решив, что он уже Гораций,
Сладчайшей из возможных компенсаций
Занялся тут же, снизойдя в нирвану…
Музон и дождь валили на Гавану…

И под дождем достигнув апогея,
Он слился с кулаком как Зевс и Гея…

:o)

Чей-то нынче поляки стали напоминать старую хохму. Правда сейчас у них больше шансов исчезнуть с карты мира, чем дойти до Костромы.

Форест, форест, форест; винтер, винтер, винтер; энималз, энималз, энималз…

Он зе миддл оф зе роуд стэйз Иван Сусанин.
Польская сволочь камз.
– Вань, Вань, вилл ю телл аз зе вей ту зе Москов-сити?
– Ай донт кнов, – сэйд Иван Сусанин енд вери широко смайлд.
– Ванья, ви шелл гив ю мени далларз, иф ю гайд ас то рашн партизанс!
– Ноу!
– Ванья, ви шелл гив ю мени рублз!
– Ноу!
– Ванья, ви шелл кам бэк ту аур хоум – зей сэйд.
– Ноу! – сэйд Иван Сусанин энд гайдз зем то а форест фар-фар-фар эвей.
– Ванья, ви шел килл ю нахуй, зей сэд.
– ПробАбли, пробАбли, – гордо ансверз Иван Сусанин.
Соу Иван Сусанин бикейм зе Хироу оф зе Совьет Юньон.

Кому Ванга наванговала, а мне кажется, что Леонард Коэн предвидел будущее лучше любой Ванги…

Give me back my broken night
My mirrored room, my secret life
It’s lonely here
There’s no one left to torture
Give me absolute control
Over every living soul
And lie beside me, baby
That’s an order

Give me crack and anal sex
Take the only tree that’s left
And stuff it up the hole
In your culture
Give me back the Berlin wall
Give me Stalin and St. Paul
I’ve seen the future, brother
It is murder

Things are going to slide, slide in all directions
Won’t be nothing (won’t be nothing)
Nothing you can measure anymore
The blizzard, the blizzard of the world
Has crossed the threshold
And it’s overturned
The order of the soul

When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant
When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant
When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant

You don’t know me from the wind
You never will, you never did
I’m the little Jew
Who wrote the Bible
I’ve seen the nations rise and fall
I’ve heard their stories, heard them all
But love’s the only engine of survival
Your servant here, he has been told
To say it clear, to say it cold
It’s over, it ain’t going
Any further (do, do, do)
And now the wheels of heaven stop
You feel the devil’s riding crop
Get ready for the future
It is murder (do, do, do)

Things are going to slide
Slide in all directions
Won’t be nothing (won’t be)
Nothing you can measure anymore
The blizzard, the blizzard of the world
Has crossed the threshold
And it’s overturned
The order of the soul

When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant
When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant
When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant

There’ll be the breaking of the ancient
Western code
Your private life will suddenly explode (ooh, ooh)
There’ll be phantoms
There’ll be fires on the road
And the white man dancing

You’ll see a woman
Hanging upside down (ooh, ooh)
Her features covered by her fallen gown (ooh, ooh)
And all the lousy little poets
Coming round
Tryin’ to sound like Charlie Manson
Yeah, the white man dancin’

Give me back the Berlin wall
Give me Stalin and St. Paul
Give me Christ or give me Hiroshima (do, do, do)
Destroy another fetus now
We don’t like children anyhow
I’ve seen the future, baby
It is murder (do, do, do)

Things are going to slide, slide in all directions
Won’t be nothing (won’t be)
Nothing you can measure anymore
The blizzard, the blizzard of the world
Has crossed the threshold
And it’s overturned
The order of the soul

When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant
When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant
When they said (they said) repent (repent), repent (repent)
I wonder what they meant
When they said (they said) repent (repent), repent (repent)

Выпил коньячку и нахлынули воспоминания шебутной молодости…

Муха-Муха-ЦеКатуха
Позолоченное брюхо –
Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла.
Пошла Муха на базар
и купила Муха… план!
Села Муха на сучок
и забила косячок.
Сидит Муха курит план –
наша Муха наркоман!

И еще одно воспоминание связалось с новомодной оспой:

Однажды Лебедь, Рак и Щука
создать задумали квартет –
поставили Мартышку раком –
ебут-ебут, а звука нет…

Когда ночью, да и то изредка, Штирлиц позволял себе чувствовать себя
Исаевым, рассуждал так: что значит быть настоящим разведчиком? Собрать
информацию, обработать объективные данные и передать их в центр – для
политического обобщения и принятия решения? Или сделать свои, сугубо
индивидуальные выводы, наметить свою перспективу, предложить свои
выкладки? Исаев считал, что если разведке заниматься планированием
политики, тогда может оказаться, что рекомендаций будет много, а сведений
– мало. Очень плохо, считал он, когда разведка полностью подчинена
политической, заранее выверенной линии, – так было с Гитлером, когда он,
уверовав в слабость Советского Союза, не прислушался к осторожным мнениям
военных: Россия не так слаба, как кажется. Также плохо, думал Исаев, когда
разведка тщится подчинить себе политику. Идеально, когда разведчик
понимает перспективу развития событий и предоставляет политикам ряд
возможных, наиболее, с его точки зрения, целесообразных решений.
Разведчик, считал Исаев, может сомневаться в непогрешимости своих
предсказаний, он не имеет права на одно только: он не имеет права
сомневаться в их полной объективности.
Приступая сейчас к последнему обзору материала, который он смог
собрать за все эти годы, Штирлиц поэтому обязан был взвесить все свои “за”
и “против”: вопрос шел о судьбах Европы, и ошибиться в анализе никак
нельзя.

Иосиф Бродский

На независимость Украины

Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
«время покажет кузькину мать», руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.

То не зелено-квитный, траченый изотопом,
— жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада —
даром, что без креста: но хохлам не надо.

Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.

Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,
по адресу на три буквы на все четыре

стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?

Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.

Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам — подавись мы жмыхом и потолком — не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.

Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом!
Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.

Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.

С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.

1991 г.

Читаете ли вы своих друзей?
Читаете ли вы их внимательно?
Что задерживает ваш взгляд?
Что задевает вашу душу?

Не всегда есть что сказать в комментах. Иногда непонятное смущение овладевает тобой и ты прочтя молчишь. Я порой совсем не отвечаю на комменты, или на записи. Но я всегда внимательно читаю и отмечаю удачи. Бездарных людей нет. Все наделены каким-нибудь талантом. Просто его надо разглядеть.

15 лет назад, когда ЖЖ был очень популярен, я сам с собой сыграл в игру – взял наугад (без каких либо предпочтений) 11 журналов из числа читаемых мной и попробовал в каждом найти несколько фраз, которые хотелось бы сохранить, которые тронули меня чем то. Всего набралось 30 цитат из 11 ЖЖурналов друзей.

Итак цитаты:
(Вначале каждой цитаты, в скобках, тогдашний ник владельца ЖЖ, орфография оригинала)

[santagloria]

такси шли на нерест, выплевывая из чрева тушки ошалелых туристов

Путешествие на корабле – это единственная возможность почувствовать замедленно-текучее, жидкое время.

Каждый раз, набирая пароль ли, текст ли, не в строку, не в окно, забыв сохранить, перебирая заново, думаю, куда же деваются все эти знаки, которые мы набираем в пустоту, которые не пригодились, не были прочитаны, куда они пропадают, куда попадают, в какой азбучный рай – мертворожденные, не выполнившие предназначеной им функции, канувшие в никуда, и где находится это их буквенное никуда, ведь где то же оно должно быть, это место, где обитают обрывки наших паролей, наши неотправленные письма и несохранившиеся признания.

[yan_ka]

Но Сашка не был умным – он был другом.

Даже собаки в Европе не похожи на наших. Сидим мы в Барселоне, в парке Гуэли, пьем кофе. Навстречу бежит абсолютно белая, “блондинистая” голубоглазая собака. Аня (задумчиво провожая её взглядом): “Она хорошо смотрелась бы в каске!”

Обедаю с однокурсницами матери и их мужьями, которых знаю с 1970 года.
Еще раз убеждаюсь: человек с годами не меняется, он только пухнет и седеет.

[correlation]

Значит так, – думает он – На упаковке было русским языком написано: тяжёлый танк сопровождения пехоты Клим Ворошилов – 1 (бронирование: лоб, борт – 75, корма – 60-75, башня – 75, крыша, днище – 30-40; вооружение: пушка 76 мм, 4 пулемёта 7.62; боекомплект: 135 выстрелов, 2772 патрона; скорость 34 км/ч, запас хода 250 км). А внутри – представьте себе – баба!

Есть масса способов реанимации покойника, но все они имеют единственное значимое свойство: ни один из них не действует.

В списке моих ценностей оно находится где-то между поеданием морской капусты с перловой кашей и ловлей масонов на себе и окружающих.

[poruchik_sr]

Все люди – сволочи. И только мне позволено на белом коне и в белом смокинге. Но какая-то сволочь стибрила коня и смокинг и оставила свои обноски. Вот и приходится в этих обносках и как все.

Помните детские сны, где мы летаем? Говорят, что человек в это врема ростет. Я очень любил эти сны. Ощущение легкости, взгляд на землю с высоты, и облака на уровне глаз. Потом эти сны приходили все реже и реже. Потом появились сны в которых пытаешься взлететь и не можешь. Помню недоумение и разочарование и обиду.
Но вот вчерашней ночью я снова летал. Правда низЭнко, низЭнко и неуклюже как крокодил, но летал!

чем более идиотский пост тем больше юзеров оставляют комменты пеняя автору на его идиотизьм…

[oksanka]

иногда натыкаешься в каком-нибудь тексте на описание эротической сцены и поневоле думаешь – а этого автора хоть раз в жизни кто-нибудь ебал вообще?

Я не верю, что мозги – это географическое понятие.

Если на тебя будут нападать и ты будешь отстреливаться, я буду подносить тебе патроны… Вот тут я и женился.

[marazmatik]

Весь день комкаю каждую мысль как лист бумаги, и выкидываю.

эта зараза висит, как хуй на девятое марта.

Речь – коктейль. И на голую идею льда множно налить много сладких, нежных, красивых ликёров.

[shershel]

Надо как-то самооценку поднимать, с мужичками общаться, детей рожать, дом строить, а то хрясь..и памятник “Шершель. 1967 – 2…. Любим, помним, скорбим”.

От матерных постов о религии у меня делается не хорошо на душе и на сердце и становится грустно.

Эх.. вот возьму и поставлю себе фаянсовые зубы, и буду улыбаться не хуже унитаза

[llemur]

Мне ужасно захотелось стать волосатым и потным человеком в кожаной куртке. Я захотел сплевывать на пол в общественных местах и повышенного внимания одноклассниц. И ежу понятно, что для осуществления этих низменных желаний было необходимо срочно сколачивать рок-группу.

– Не могу!!! – кричал Графоман, выплевывая буквы, – графа манит, страшное дело, пустите к перу!!!
И опять бегал по клетке страшно дребежжа плавниками.

[kampotik]

– Скажите, пожалуйста, а где висит «Мона Лиза»?
– В Лувре.
– А как туда пройти?
…
Сердобольная бабуленька еще добавила, что следует доехать на метро до “Московской”, оттуда на автобусе до “Пулково”, потом на самолете до Парижа, а там уже спросить подробнее.

Что было бы если бы мир населяли одни Гусевы?
Представь себе – 3 миллиарда Гусевых… Черные гусевы, белые гусевы…

Мущщины собрались в кучку, стырили у меня атлас мира и давай обсуждать, как все изменится в связи со смещением Земной оси. Такие серьезные, друг друга перебивают, пальчиком в карту тычут. Во как!

[mysch_glikeria]

– Я, – говорит библиотекарю Гликерия, – стихи хочу писать, и мне про это надо теоретически подковаться.
– Подкованная мышь – это великолепно, – степенно согласился библиотекарь.

В холодильнике всегда светло – Гликерия проверяла это, подкрадываясь к нему и неожиданно открывая дверцу, но ни разу не застала холодильник врасплох.

Мышь Гликерия решила завести себе часы.
Вещь бесполезная, но красивая.

[brockenhexe]

Я так думаю, чтоб зритель любовался произведением искусства, модель иметь надо достойную!
А краски, холсты, кисти, планшеты, умение, желание, мастерство – это всё вторично.

=============================================================
Дорогие мои друзья, я вас всех помню и по-прежнему люблю.
[floor_mice] МышЪ Харлампий

Притча эта давно расползлась по всему Рунету, но в большинстве копий отсутствует автор.
К сожалению Димы Горчева, написавшего эту притчу, уже много лет нет на свете. Но мне хочется чтобы те кто ищет этот текст, находили его с именем автора.

Дмитрий Горчев

ПРОСВЕТЛЁННЫЙ ДАО И СТРАШНОЕ ЧЕРНОЕ ЛЕСНОЕ ГОВНО

Однажды некий мудрец, не просветленный Дао и не похуист по натуре, шел по лесу,размышляя о Смысле Жизни.
Внезапно на тропинке показалось Страшное Черное Лесное Говно.
– Мудрец, я тебя сейчас съем!
И мудрец, не просветленный Дао и не похуист по натуре, заплакал и убежал.

Мораль: говна бояться – в лес не ходить.

Однажды некий мудрец, просветленный Дао и не похуист по натуре, шел по лесу, размышляя о Смысле Жизни.
Внезапно на тропинке показалось Страшное Черное Лесное Говно.
– Мудрец, я тебя сейчас съем!
Мудрец, просветленный Дао и не похуист по натуре,ответил:
– Hет, Страшное Черное Лесное Говно, это я тебя съем!
Долго они препирались, но Мудрец, просветленный Дао и не похуист по натуре, оказался сильнее, чем Страшное Черное Лесное Говно. И съел его.

Мораль: Добро опять победило зло, но у победы какой-то странный вкус…

Однажды некий мудрец, не просветленный Дао и похуист по натуре, шел по лесу, размышляя о Смысле Жизни.
Внезапно на тропинке показалось Страшное Черное Лесное Говно.
– Мудрец, я тебя сейчас съем!
Мудрец, не просветленный Дао и похуист по натуре, ответил:
– Да ебал я тебя и твоих ебаных родителей в рот, пиздоблядская хуевина!
И пинком ботинка отшвырнул Страшное Черное Лесное Говно нахуй с тропинки.
Тропинка освободилась, но сильно запахло говном.

Мораль: Hе тронь говно, а то завоняет.

Однажды некий мудрец, просветленный Дао и похуист по натуре, шел по лесу, размышляя о Смысле Жизни.
Внезапно на тропинке показалось Страшное Черное Лесное Говно.
– Мудрец, я тебя сейчас съем!
Мудрец, просветленный Дао и похуист по натуре, не опускаясь до разговоров со всяким говном, продолжил свой путь. И Страшное Черное Лесное Говно заплакало и навсегда-навсегда убежало из Леса, ибо обожало беседы с мудрецами.

Мораль: размышляешь о Смысле Жизни – не снисходи до пиздежа со всяким говном…