Сосисечное время: April 25, 2010 5:14 pm
Все записи: Хрюша (+61)
==================================================================>>>
История эта была написана мной пять лет назад в моем старом жж Мыша Харлампия. Дата написания 2005-02-22.
Я давно собирался предать гласности историю которую следует назвать
История Спасенья Собачьих Яиц
Не помню какая нелегкая занесла меня в шелтер в тот день. Но я туда зашел и прошел вдоль клеток. Вообще в шелтеры я не захожу НИКОГДА, потому что невыносимо сознавать, что ты смотришь на обреченых и ничего не можешь сделать. За несколько лет до того ушла из жизни моя любимая пся и тоска уже немного перегорела. Я бы вышел тогда из шелтера никого не взяв. Я не собирался никого брать!
Он стоял у решетки молча. Вокруг заливались лаем без вины виноватые обитатели этого собачьего дома скорби. Он стоял молча, набычив свою лохматую морду и исподлобья глядя своими желтыми вольчьими глазами.
Мужик, работник шелтера, вздохнул и тихо сказал у меня за спиной:
– Жаль псину, последние несколько часов живет…
– Почему? – автоматически откликнулся я на провокацию, даже не подумав как много людей уже попались на эту удочку и как много бесценных собачьих жизней спасла эта немудренная хитрость.
– Ну сейчас 11, – равнодушно сказал мужик, взглянув на часы – их обычно усыпляют после обеда, сегодня его очередь, кормить уже не буду, незачем…
Пес смотрел молча. Казалось он все понимал. Он не просился ко мне, не скулил, не лаял. Он вел себя достойно. Он выглядел как серьезный взрослый мужик, прошедший огонь воду и медные трубы, невинно осужденный, понимающий, что у него нет ни малейшего шанса оправдаться и спастись и готовый молча и спокойно встретить неизбежное. Он внушал уважение.
– Вывести его наружу? Хочешь на него посмотреть? – спросил мужик разворачивая жвачку. Казалось ему вообще все до фени и я, и собаки, и его работа…
– Ну выведи – сказал я, тоже довольно равнодушно.
На прогулочной площадке 10х10 метров, огороженной высокой сеткой пес вел себя так же равнодушно. Подошел к миске с водой, обнюхал, лакнул пару раз. Брошеную игрушку проводил взглядом и отвернулся. Подошел к столбику забора, задрал лапу и, казалось не справил нужду, а высказал свое отношение к этому месту. Смерил нас взглядом, отвернулся, лег на вытоптанную траву к нам хвостом, положил морду на лапы и затих, наслаждаясь теплым весенним солнцем.
Я подошел, присел на корточки, погладил его теплую шерстяную спину. Пес повернул морду ко мне, в глазах виднелось похожее на «ну что поделаешь старина, у тебя своя жизнь, у меня моя, а от судьбы не уйдешь»
– Даааа, – сказал у меня за спиной мужик, – хороший пес, даже жалко будет усыплять. Но, никто не хочет его брать, крупный он. Вот мелких хорошо разбирают, а больших почти никогда не берут. Трусоват народ.
Это был вызов. Я резко обернулся и не поднимаясь посмотрел на мужика, мне показалось что он ухмыльнулся. И непросто ухмыльнулся, а я бы сказал, презрительно ухмыльнулся и отвел взгляд.
– Мне надо подумать, – сказал я поднимаясь, хотя в глубине души сознавал, что решение я принял еще там, внутри, когда мы стояли у клетки.
– Естесственно, что надо подумать, – согласился мужик, – неподумавши оно не с руки как то. Да и времени у тебя достаточно – он посмотрел на часы – часа, я думаю, два-три…
Это он уже начал на меня давить. «Хрен тебе!» – подумал я, – «Я и сам знаю что и как делать»
– Ну я пойду запру его – сказал мужик. Я кивнул и они ушли в шелтер, а я побрел к офису.
Знаете, это очень сильно давит на психику, когда ты идешь под весенним солнышком и знаешь, что вот этот, лохматый, симпатичный зверь, виноватый лишь том, что его бросили на произвол судьбы, должен уснуть навсегда через несколько часов. А ты будешь жить и думать, что его жизнь была в твоих руках. Ты не думаешь о том, что множество таких жизней ежеминутно висят на волоске и не только собачьи, но и…
Да, а еще дурацкое тщеславие, ощутить себя всесильным настолько, что ты легким движеием становишься настолько всесилен, что можешь решать чью то судьбу на уровне жизни и смерти. Пусть даже такую небольшую лохматую судьбу с желтыми волчьими глазами…
Брр… вспоминая тот день мне становится так стыдно за те глупые мысли, что я готов себе тогдашнему дать в морду.
Пока я дошел до офиса, я успел передумать целую кучу всяких дум. В том числе и думу о том, где мне держать пса. Я в то время снимал крохотную квартирку с одной спальней и довольно вместительную мастерскую, где я дополнительно выстроил антресоли, используя пространство данное высоченными потолками. На разрешение держать пса в квартире я даже не расчитывал, но владелец здания где помещалась моя мастерская, был мужик нормальный, умный, богатый и абсолютно не наглый и не сволочной. В офисе я заявил, что хочу пса забрать, но для этого мне надо разрешение лендлорда. Офисная дама посовещалась с шелтерным мужичком и они отсрочили казнь на три дня, если я подпишу бумажки, что я хочу его забрать, а если не заберу, то готов оплатить его кормежку за эти 3 дня из расчета, кажется 3-5 долларов в сутки, нечто вроде протокола о намерениях, кои были популярны в самом начале российского капитализма. Сумма была небольшая, так что я подмахнул не глядя и забрав свой экземпляр поехал в себе в мастерскую делать звонки. Мобильников тогда еще не было. Лендлорду я дозвонился сразу. Как я и ожидал, он сказал: «нет проблем, насрет на паркинге, сам будешь убирать», на что я естественно ответил: «нет проблем» и мы попрощались. Я заварил кофейку и сел выкурить сигаретку и почитать бумажки. Бумажки были скучные, в них витиеватыми юридическими словами перечислялось, что дают псу в приданное, всякие поводки-ошейники из дрянной тряпки по цене кожаных с тиснением ручной работы (не жалко, эти деньги на содержание оставшихся там собак идут), ответственность за регистрацию в каунти, прививки, кастрация…
БАБАХ!!! – громко щелкнули мои ленивые мозги. Я вспомнил этого мужественного пса, с волчьим взглядом и философским характером. Нет, это было невозможно! Представить себе этого кобеля с почикаными яйцами я не мог. Я хотел взять нормального, сильного кобеля, а не котоевнуха жиреющего от скуки.
Я позвонил в шелтер. Автоответчик мне сообщил, что для публики контора работает только до обеда, а после обеда занимается своими, внутреними конторскими делами. «Ага» подумал я, «усыпляют и яйца режут, гады». Но делать было нечего. Пришлось ждать.
На следущий день, я был в шелтере уже в 9 утра, к открытию. Лучше б я этого не делал. Передо мной уже стояла очередь человек на 15, с собаками и кошками, которых привезли либо сдать к чертям с рук долой, либо на яйцерезку.
Да простят меня представительницы прекрасного пола, которых я ни в коем разе не хочу ничем обидеть, но мой опыт полученый на протяжении всей этой истории, говорит, что обычно с легкостью небывалой, кастрируют своих питомцев именно дамы. Наверно потому, что не очень понимают психологические последствия… Впрочем я отвлекся.
Часа через полтора ожидания в мяукающе-гавкающей очереди, я добрался до окошечка и тыкнув пальцем в обведеное в контракте место, спросил что же это значит. В ответ мне палцем ткнули в большой плакат «Правила усыновления и удочерения лающих и мяукающих» в котором было довольно крупными буквами написанно про обязательную кастрацию и стерилизацию всех выходящих из шелтера животин.
– Да что вы переживаете, – сказала дама, – из 80 долларов которые вы платите за адаптацию, на кастрацию идет всего 27.
– Да я заплачу все 80, – сказал я, – просто не надо его кастрировать, а деньги меня мало волнуют.
– Вы не поняли, кастрация обязательна. Это местный городской закон. – Дама была вполне благожелательно настроена и пыталась мне внушить, что это не ее личная прихоть.
– А в каких случаях вы можете сделать исключение из этого правила? – все еще надеясь, спросил я.
– Ни в каких при адаптации. Мы не делаем эту операцию только если животное переводится в другой шелтер.
– Ага, спасибо. Намек понял. – сказал я и уточнил, – У меня есть еще 3 дня, да?
– Да, два с половиной, – уточнила она.
Примчавшись в мастерскую я сел на телефон. Я обзвонил всех своих знакомых и нашел человека у которого была знакомая, сестра которой работала в конторе снабжающей шелтеры поломойными средствами… ну или что-то подобное… Спустя два часа, промчавшись через цепочку из 12 человек, я уже убеждал некую Нэнси из шелтера соседнего городка перевести пса к себе в шелтер, откуда я его благополучно заберу через 5 минут после его приезда, заплатив им за все труды и заботы.
– Да, да, – соглашалась Нэнси, – конечно, это сложно, но мы это сделаем для вас, Билл так хорошо о вас отзывался… Но скажите, а почему вы идете таким сложным путем? Вам очень далеко ехать в тот шелтер? Вы живете рядом с нами?
– Нет, Нэнси, до вас мне ехать полтора часа, а до них 10 минут, но они обязательно должны кастрировать собаку, а вы мне ее отдадите без кастрации…
В трубке воцарилось долгое молчание.
– Алло? – нерешительно сказал я.
– Хм… мда… знаете, а ведь мы не можем вам отдать собаку без кастрации – как можно мягче сказала Нэнси
– Но почему!!!? – я уже ревел как бешеный бегемот не сдерживаясь.
– Потому что это местный закон и мы не можем его нарушить.
Все было кончено. Впрочем не все. Если закон принят городом, значит есть некий чиновник, который за этим взирает, который (мои совковые атавизмы угодливо подсказывали привычный выход) возможно возьмет взятку, или, если удастся найти на него личный выход, сделает одолжение, за одолжение. Какое одолжение я, в то время полунищий эмигрант, могу сделать чиновнику американской мэрии я даже не думал.
Да не обвинит меня мой любезный читатель в неуемной фантазии и вранье – я нашел человека, который лично зная этого чиновника, созвонился с ним, дал мне самые лучше рекомендации, хотя 5 минут назад впервые обо мне услышал, и договорился, что тот встретится со мной на следущий день, в мэрии, но неофициально! Сейчас, прожив уже столько лет в Америке, я понимаю, что совершил тогда нечто невообразимое, но тогда мне все казалось хоть и трудным, но вполне закономерным. Не зря говорят «глаза боятся, а руки делают».
Я плохо спал ночью. Я вскочил рано утром. Я уговорил пойти со мной приятельницу, которая владела английским не в пример лучше меня. Я привел себя в достойный вид. Я ржал в ванной причесываясь перед зеркалом при мысли какой нервотрепки мне стоят собачьи яйца. Я заехал за приятельницей. Я был у мэрии за 15 минут до. Запарковал машину. Мы вошли в мэрию. В назначенное время в лобби спустился очень крупный, очень представительный негр, средних лет, в хорошем костюме. Он с нами поздоровался, предложил сесть и мы говорили почти час. Он объяснил, что кастрация снимает агрессию с собак, тем самым предотвращая покусы. Что кастрированные собаки практически никогда не убегают от хозяев. Что кастрация сдерживает размножение собак. Что кастрированные животные добрее и ласковее, лучше кушают, сладче спят, послушнее и добрее. Я слушал и понимал, что пробить эту дубовую стену я не могу. Для них для всех собака это гипотетическое животное, даже где то плюшевое и неживое, а не то что вижу я – этот тоскливый волчий взгляд загнаного в смертельный угол зверя. Приятельница моя, которой я долго и сумбурно накануне рассказывал о собаке и моих терзаниях, молча его слушала и перебирала пальцами подол юбки, пока он не сказал:
– Все, абсолютно все, владельцы кастрированых кобелей очень довольны, что сделали своим питомцам эту маленькую, полезную и недорогую операцию.
На этих словах, она опустила подол и тихо, но твердо сказала:
– Давай сейчас позвоним твоей жене и спросим ее, хочет ли она, чтобы ты стал добрее и ласковее, не отходил далеко от дома, хорошо кушал и сладко спал, стал неагрессивным и послушным. И если ей все это по душе, то я сама, из своего кармана, заплачу за то, чтоб тебе сделали эту маленькую, полезную и недорогую операцию.
Друзья мои, он просто окаменел. На скулах у него вздулись желваки и застыли. Глаза сузились в щелочки. Он молча протянул мне тоненькую полиэтиленовую папочку с несколькими бумажками, встал и ушел. Он уходил так, словно в него воткнули палку от швабры, во весь его рост.
Все было кончено, все было потерянно и я должен был сделать ужасный выбор между смертью и кастрацией. Мужики меня поймут.
Я приехал к себе, выпил водки, хотя день был в разгаре. Голова была совсем пустая и звонкая. Завтра в это время я должен был приехать в шелтер и сказать одно из двух «режьте» или «усыпляйте».
Зазвонил телефон. Мне звонил человек через которого я вышел на мэрию.
– Слушай, что у тебя получилось с Дэрриэлом?
– Да ничего особенного. А что?
– Он нашел меня через N*, попросил передать тебе его глубокие извинения и еще он попросил тебе сказать слово «вайсектомия». Ты мне объяснишь что произошло?
– Извини, я сам не знаю. Кажется я его сильно обидел, но не пойму почему он извиняется. А что такое вайсектомия?
– Ну это когда мужики перевязывают себе семенные канатики, чтобы не было детей.
– Спасибо.
– Окей, пока, сообщи, как там дело кончится.
Я положил трубку и рассеянно стал листать бумажки которые получил в мэрии. Это была копия местного закона о кастрации. Закон гласил следующее: «для ограничения размножения домашних животных, все животные отдаваемые шелтерами на адаптацию должны быть кастрированны или стерилизованны». В моей голове прозвучало «чтобы не было детей», а потом я вспомнил слово «вайсектомия». Я схватился за телефон, набрал номер самого большого ветеринарного объявления из телефонной книги.
– Вы делаете вайсектомию собакам?
– Вайсектомию? – голос звучал ошарашено – подождите, я должна спросить врача.
Она исчезла надолго. Я сидел, курил, слушал омерзительную «кантри мьюзик» в трубке и ждал. И дождался.
– Алло? Вы еще ждете?
– Жду…
– Док сказал, что да, мы делаем вайсектомию, но в отличие от людей мы не перевязываем, а перерезаем семенные канатики, так что операция необратима. Вы никогда больше не сможете вязать вашего кобеля.
– Но это не имеет таких результатов как кастрация?
– О, нет, вы можете не волноваться, тостестерон будет, не будет только спермы. На психику и поведение это совсем не влияет. Хотите назначить время операции? Это будет стоит 360 долларов, приводите собаку утром, забираете на следущий день днем.
– Спасибо. Я обдумаю и посмотрю когда у меня свободное время…
Я бросил трубку. Я ликовал. Я был на седьмом небе от счастья. Я дозвонился до шелтера, я прочитал им закон, я рассказал им про вайсектомию. Они опупели, но формально ничего не могли возразить – закон не нарушался – вайсектомия ограничивала размножение до нуля. Дама из шелтера мне перезвонила через полчаса и сказала, что они переговорили со своим ветеринаром и тот сказал что операция очень простая, что он ее сделает прямо там, сегодня же вечером. Завтра я могу днем забрать пса и обойдется мне это дороже всего на 30 долларов.
Ну что я вам могу сказать. Когда я забирал Грэя, да, я назвал его Грэй, за серую шкуру и алые паруса веры и надежды (сентиментально? зато правда!) посмотреть на меня вышел весь офис. Мужик который вывел мне пса, долго жал мне руку и говорил «вау, нет, парень, ничего не могу сказать, ты просто вау!».
Выходя с Грэем на улицу я услышал как чей то голос сказал:
– Если б ты работал, как этот парень боролся за собачьи яйца…
Окончания фразы я уже не услышал, мы с Грэем вышли на свободу…
Хрюша
